Огонь в очаге еле теплился - мало проку было от него в такую холодную
ночь. Скруджу пришлось придвинуться вплотную к решетке и низко нагнуться над
огнем, чтобы ощутить слабое дыхание тепла от этой жалкой горстки углей.
Камин был старый-престарый, сложенный в незапамятные времена каким-то
голландским купцом и облицованный диковинными голландскими изразцами,
изображавшими сцены из священного писания. Здесь были Каины и Авели, дочери
фараона и царицы Савские, Авраамы и Валтасары, ангелы, сходящие на землю на
облаках, похожих на перины, и апостолы, пускающиеся в морское плавание на
посудинах, напоминающих соусники, - словом, сотни фигур, которые могли бы
занять мысли Скруджа. Однако нет - лицо Марли, умершего семь лет назад,
возникло вдруг перед ним, ожившее вновь, как некогда жезл пророка *, и
заслонило все остальное. И на какой бы изразец Скрудж ни глянул, на каждом
тотчас отчетливо выступала голова Марли - так, словно на гладкой поверхности
изразцов не было вовсе никаких изображений, во зато она обладала
способностью воссоздавать образы из обрывков мыслей, беспорядочно мелькавших
в его мозгу.
- Чепуха! - проворчал Скрудж и принялся шагать по комнате. Пройдясь
несколько раз из угла в угол, он снова сел на стул и откинул голову на
спинку. Тут взгляд его случайно упал на колокольчик. Этот старый,
давным-давно ставший ненужным колокольчик был, с какой-то никому неведомой
целью, повешен когда-то в комнате и соединен с одним из помещений верхнего
этажа. С безграничным изумлением и чувством неизъяснимого страха Скрудж
заметил вдруг, что колокольчик начинает раскачиваться. Сначала он
раскачивался еде заметно, и звона почти не было слышно, но вскоре он
зазвонил громко, и ему начали вторить все колокольчики в доме.
Звон длился, вероятно, не больше минуты, но Скруджу эта минута
показалась вечностью. Потом колокольчики смолкли так же внезапно, как и
зазвонили, - все разом. И тотчас откуда-то снизу донеслось бряцание железа -
словно в погребе кто-то волочил по бочкам тяжелую цепь. Невольно Скруджу
припомнились рассказы о том, что, когда в домах появляются привидения, они
обычно влачат за собой цепи.
Тут дверь погреба распахнулась с таким грохотом, словно выстрелили из
пушки, и звон цепей стал доноситься еще явственнее. Вот он послышался уже на
лестнице и начал приближаться к квартире Скруджа.
- Все равно вздор! - молвил Скрудж. - Не верю я в привидения.
Однако он изменился в лице, когда увидел одно из них прямо перед собой.
Без малейшей задержки привидение проникло в комнату через запертую дверь и
остановилось перед Скруджем. И в ту же секунду пламя, совсем было угасшее в
очаге, вдруг ярко вспыхнуло, словно хотело воскликнуть: "Я узнаю его! Это -
Дух Марли!" - и снова померкло.
Да, это было его лицо. Лицо Марли. Да, это был Марли, со своей косицей,
в своей неизменной жилетке, панталонах в обтяжку и сапогах. Кисточки на
сапогах торчали, волосы на голове торчали, косица торчала, полы сюртука
оттопыривались. Длинная цепь опоясывала его и волочилась за ним по полу на
манер хвоста. Она была составлена (Скрудж отлично ее рассмотрел) из ключей,
висячих, замков, копилок, документов, гроссбухов и тяжелых кошельков с
железными застежками. Тело призрака было совершенно прозрачно, и Скрудж,
разглядывая его спереди, отчетливо видел сквозь жилетку две пуговицы сзади
на сюртуке.
Скруджу не раз приходилось слышать, что у Марли нет сердца, но до той
минуты он никогда этому не верил.
Да он и теперь не мог этому поверить, хотя снова и снова сверлил
глазами призрак и ясно видел, что он стоит перед ним, и отчетливо ощущал на
себе его мертвящий взгляд. Он разглядел даже, из какой ткани сшит платок,
которым была окутана голова и шея призрака, и подумал, что такого платка он
никогда не видал у покойного Марли. И все же он не хотел верить своим
глазам.
- Что это значит? - произнес Скрудж язвительно и холодно, как всегда. -
Что вам от меня надобно?
- Очень многое. - Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что это
голос Марли.
- Кто вы такой?
- Спроси лучше, кем я был?
- Кем же вы были в таком случае? - спросил Скрудж, повысив голос. - Для
привидения вы слишком приве... разборчивы. - Он хотел сказать привередливы,
но побоялся, что это будет смахивать на каламбур.
- При жизни я был твоим компаньоном, Джейкобом Марли.
- Не хотите ли вы... Не можете ли вы присесть? - спросил Скрудж, с
сомнением вглядываясь в духа.
- Могу.
- Так сядьте
Задавая свой вопрос, Скрудж не был уверен в том, что такое бестелесное
существо в состоянии занимать кресло, и опасался, как бы не возникла
необходимость в довольно щекотливых разъяснениях. Но призрак как ни в чем не
бывало уселся в кресло по другую сторону камина. Казалось, это было самое
привычное для него дело.
- Ты не веришь в меня, - заметил призрак.
- Нет, не верю, - сказал Скрудж.
- Что же, помимо свидетельства твоих собственных чувств, могло бы
убедить тебя в том, что я существую?
- Не знаю.
- Почему же ты не хочешь верить своим глазам и ушам?
- Потому что любой пустяк воздействует на них, - сказал Скрудж. - Чуть
что неладно с пищеварением, и им уже нельзя доверять. Может быть, вы вовсе
не вы, а непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик
сыра, или непрожаренная картофелина. Может быть, вы явились не из царства
духов, а из духовки, почем я знаю!
Скрудж был не очень-то большой остряк по природе, а сейчас ему и
подавно было не до шуток, однако он пытался острить, чтобы хоть немного
развеять страх и направить свои мысли на другое, так как, сказать по правде,
от голоса призрака у него кровь стыла в жилах.
Сидеть молча, уставясь в эти неподвижные, остекленелые глаза, - нет,
черт побери, Скрудж чувствовал, что он этой пытки не вынесет! И кроме всего
прочего, было что-то невыразимо жуткое в загробной атмосфере, окружавшей
призрака. Не то, чтоб Скрудж сам не ощущал, но он ясно видел, что призрак
принес ее с собой, ибо, хотя тот и сидел совершенно неподвижно, волосы, полы
его сюртука и кисточки на сапогах все время шевелились, словно на них дышало
жаром из какой-то адской огненной печи.
- Видите вы эту зубочистку? - спросил Скрудж, переходя со страху в
наступление и пытаясь хотя бы на миг отвратить от себя каменно-неподвижный
взгляд призрака.
- Вижу, - промолвило привидение.
- Да вы же не смотрите на нее, - сказал Скрудж.
- Не смотрю, но вижу, - был ответ.
- Так вот, - молвил Скрудж. - Достаточно мне ее проглотить, чтобы до
конца дней моих меня преследовали злые духи, созданные моим же воображением.
Словом, все это вздор! Вздор и вздор!
При этих словах призрак испустил вдруг такой страшный вопль и принялся
так неистово и жутко греметь цепями, что Скрудж вцепился в стул, боясь
свалиться без чувств. Но и это было еще ничто по сравнению с тем ужасом,
который объял его, когда призрак вдруг размотал свой головной платок (можно
было подумать, что ему стало жарко!) и у него отвалилась челюсть.
Заломив руки, Скрудж упал на колени.
- Пощади! - взмолился он. - Ужасное видение, зачем ты мучаешь меня!
- Суетный ум! - отвечал призрак. - Веришь ты теперь в меня или нет?
- Верю, - воскликнул Скрудж. - Как уж тут не верить! Но зачем вы, духи,
блуждаете по земле, и зачем ты явился мне?
- Душа, заключенная в каждом человеке, - возразил призрак, - должна
общаться с людьми и, повсюду следуя за ними, соучаствовать в их судьбе. А
тот, кто не исполнил этого при жизни, обречен мыкаться после смерти. Он
осужден колесить по свету и - о, горе мне! - взирать на радости и горести
людские, разделить которые он уже не властен, а когда-то мог бы - себе и
другим на радость.
И тут из груди призрака снова исторгся вопль, и он опять загремел
цепями и стал ломать свои бестелесные руки.
- Ты в цепях? - пролепетал Скрудж, дрожа. - Скажи мне - почему?
- Я ношу цепь, которую сам сковал себе при жизни, - отвечал призрак. -
Я ковал ее звено за звеном и ярд за ярдом. Я опоясался ею по доброй воле и
по доброй воле ее ношу. Разве вид этой цепи не знаком тебе?
|
