Ну, так вот - такой поэт примчался к вам:
Это ваш слуга покорный,
Он зовется "Саша Черный"...
Почему? Не знаю сам.
Представляясь таким образом малышам, поэт немного лукавил. Однажды он открыл секрет своего псевдонима: "Нас было двое в семье с именем Александр. Один брюнет, другой блондин. Когда я еще не думал, что из моей "литературы" что-нибудь выйдет, я начал подписываться этим семейным прозвищем".
Саша Черный родился в Одессе, в 1880 г. Настоящая его фамилия - Гликберг. Семья была большая, зажиточная. Отец - провизор. Дед - купец, торговец скобяными товарами. Глава семьи был чрезвычайно суров и крут нравом и чуть что - жестоко наказывал детей малейшую провинность. Поступить в гимназию Саша не мог из-за процентной нормы для евреев. Отец уже собирался было отдать его в обучение какому-либо ремеслу, но передумал и разом решил крестить всех детей, тем самым уравняв их в гражданских правах с прочими российскими подданными христианского вероисповедания. Когда Саше исполнилось 15 лет, он, не в силах более терпеть семейное иго, убежал из дому. Беглец оказался в
катастрофическом положении, без всяких средств к существованию. Написал отцу и матери, моля о помощи, но те наотрез отказались от блудного сына. И наконец, узнав о бедственном положении юноши, брошенном семьей, Сашу Гликберга приютил обеспеченный и великодушный человек из Житомира - Константин Константинович Роше. Предоставил кров, дал возможность продолжать учебу. Больше того: заметив в своем воспитаннике искру Божью, преподал первые уроки
стихоплетства.
Ребячьи обиды не исчезают бесследно. Немудрено, что лишенный детства поэт не любил вспоминать об этой "золотой" поре. "У меня не было детства! У меня не было юности! В книге моей жизни
недостает этих двух золотых вступительных страниц. Детство, яркая, пестро окрашенная заглавная буква, вырвана из длинных строк моего бытия! Именно превратностям этой судьбы, столь необычной и горестной, обязаны мы чуду появления такой, ни на кого не похожей, как бы раздвоенной личности, имя которой "Саша Черный".
|
Кирилл Лушников, Наталья Мостакова
Вы сидели в манто на скале,
Обхвативши руками колена.
А я - на земле,
Там, где таяла пена,-
Сидел совершенно один
И чистил для вас апельсин.
Оранжевый плод!
Терпко-пахучий и плотный...
Ты наливался дремотно
Под солнцем где-то на юге,
И должен сейчас отправиться в рот
К моей серьезной подруге.
Судьба!
Пепельно-сизые финские волны!
О чем она думает,
Обхвативши руками колена
И зарывшись глазами в шумящую даль?
Принцесса! Подите сюда,
Вы не поэт, к чему вам смотреть,
Как ветер колотит воду по чреву?
Вот ваш апельсин!
И вот вы встали.
Раскинув малиновый шарф,
Отодвинули ветку сосны
И безмолвно пошли под скалистым навесом.
Я за вами - умильно и кротко.
Ваш веер изящно бил комаров -
На белой шее, щеках и ладонях.
Один, как тигр, укусил вас в пробор,
Вы вскрикнули, топнули гневно ногой
И спросили:
"Где мой апельсин?"
Увы, я молчал.
Задумчивость, мать томно-сонной мечты,
Подбила меня на ужасный поступок...
Увы, я молчал!
|
«Дневник фокса Микки»
|
Бывают на свете непослушные дети. То пытаются они сделать непромокаемый порох из серы, зубного порошка и вазелина, то делают чернила из сока шелковичного дерева, превращая квартиру в небольшой химический заводик. Нет, ни озорником, ни задирой, ни хулиганом не был этот мальчик. Просто-напросто: "Он был
особенный. Из тех мальчиков, что шалят-шалят, вдруг притихнут и
задумаются... И такое напридумают, что и выговора серьезного сделать нельзя, - начнешь выговаривать, да и сам рассмеешься" |
Три звездочки.
Новая мысль. Наша корова - дура. Почему она дает столько молока? У
нее один сын - теленок, а она кормит весь дом. И чтоб давать столько
молока, она весь день ест, ест свою траву, даже смотреть жалко. Я бы не выдержал. Почему лошадь не дает столько молока? Почему кошка кормит
своих котят и больше ни о ком не заботится?
Разве говорящему попугаю придет в голову такая мысль?
И еще. Почему куры несут столько яиц? Это ужасно. Никогда они не
веселятся, ходят, как сонные мухи, летать совсем разучились, не поют,
как другие птицы... Это все из-за этих несчастных яиц.
Я яиц не терплю. Зина - тоже. Если бы я мог объясниться с курами,
я бы им отсоветовал нести столько яиц.
Хорошо все-таки быть фоксом: не ем супа, не играю на этой
проклятой музыке, по которой Зина бегает пальцами, не даю молока и
"тому подобное", как говорит Зинин папа.
Трах! Карандаш надломился. Надо писать осторожнее - кабинет на
замке, а там все карандаши.
В следующий раз сочиню собачьи стихи - очень это меня интересует.
Фокс Микки,
первая собака, умеющая писать
|

|