(Robert Lewis Balfour Stevenson) Родился 13 ноября 1850 года в  Эдинбург — умер 3 декабря 1894 года в Уполу, Самоа. Шотландский писатель и поэт, автор всемирно известных приключенческих романов и повестей, крупнейший представитель английского неоромантизма. Он так был похож на огородное чучело, что казалось вот-вот заскрипит при ветре. Как только произносишь имя Стивенсон, сразу же на ум приходит «Остров сокровищ» - самое знаменитое произведение. В книге поэзии много имен, о которых можно сказать: хороший мастер, но дурной человек. Или так: хороший человек, но средненький мастер. К Стивенсону и в первом, и во втором случае применим только один эпитет – хороший. Или, точнее, отличный. Или, ещё точнее, - превосходный.

Ах, молодость, молодость…

Верное сердце

Но однажды и его терпению пришёл конец. И он набросился на своего сына-полуинвалида с палкой. Что же его так разъярило? Луис поведал сыну, что собирается жениться. А невестой он выбрал несовершеннолетнюю проститутку. Смазливая девица-сирота без роду без племени и без крыши над головой подвизалась в свободное «от основной работы» время в роли певички в известном нам кабаке. К тому же она только что родила. Отец ребенка, какой-то громила бандит куда-то сбежал, бросив невинную овечку на произвол судьбы. Жалостливое сердце Луиса, конечно же, растаяло… Разговор отца с сыном был крайне эмоциональным, и как позже выяснилось, судьбоносным. В итоге Луис в одиночестве отправился путешествовать по Европе, то было меньшее из возможных зол. Выражаясь словами Стивенсона, «то не потеряно, чем не жалеют». Смена обстановки помогла, репутация семьи была спасена. И все же Томас Стивенсон рано радовался. После нескольких месяцев путешествия сын прислал родителям письмо, что снова решил жениться. На этот раз окончательно и бесповоротно. Выбор сына оказался удивительным. Его новая невеста – американка, «свободная художница» и «счастливая мать троих детей». Кроме того, она старше Луиса на десять лет ., хуже того, она замужняя женщина! Фани Осборн – так звали невесту и будущую жену Стивенсона, сыграла важную роль в жизни писателя, став для него непременным условием, без которого литературный успех был бы невозможен. Родительского благословения Луис не получил… Но на этот раз решил быть последовательным. Фани с детьми уехала в Америку к мужу просить о разводе, а Стивенсон остался ждать её в Европе. Вскоре от нее пришло письмо: развод скоро будет готов, и она просила Луиса приехать к себе в Калифорнию. Письмо явилось не в лучший час. Луис полдетства пролежавший из-за болезней в постели, и лишь слегка окрепший в юности, вновь сильно заболел. Туберкулез – таков был диагноз, поставленный ему одним из лучших европейских врачей. Единственная возможность выжить, точнее, продлить жизнь – сменить климат. Но ему не до собственных проблем. Фани заболела. Луис, вопреки родительской воле, почти без гроша в кармане, несмотря на частые лихорадки и кровохарканье, садится на первый попавшийся корабль – им оказался обычный скотовоз – и, в пахучей компании свиней и коров, плывет в Америку. Во время утомительного путешествия несолько раз он чуть не отдал богу душу. В поезде Ньюорк – Калифорния его охватил сильнейший приступ лихорадки. Глядя на бьющегося в конвульсиях пассажира, кто-то даже предложил пристрелить беднягу, чтобы не мучился! Хорошо, что оказавшийся неподалеку ветеринар объяснил окружающим, что болезнь незаразна. Приехав наконец в Са-Франциско Стивенсон едва не заплакал, узнав, что Фани переехала в Монтеррей – в 300 километрах отсюда. На оставшиеся деньги купил лошадь и помчался к любимой. На воду Ии еду денег не осталось. Физических сил хватило не на много. Проехав два дня, он свалился в расщелину между прибрежных холмов. Прошли сутки, а он все не мог подняться. Пока его не нашел, проходящий мимо охотник на медведей, в хижине которого писатель пролежал несколько дней. «Это был странный и мучительный отрезок в моей жизни, - писал он в последствии. – Согласно всем правилам, смерть казалась неизбежной, но спустя некоторое время дух мой снова воспрял в божественном бешенстве и стал понукать и пришпоривать мое хилое тело с немалым усилием и немалым успехом!»

«Любовь преодолевает всё!»

Утверждает пословица. Луис добрался до Монтеррея, разыскал Фэнни, дождался развода, сочетался с ней законным браком, а затем направился, захватив жену и пасынка Ллойда, в Европу – познакомить жену с родителями. К этому времени взрослая дочь Фани Белл вышла замуж, а младший сын умер младенцем. Бог есть! «Сердце моё буквально пело…», - скажет Стивенсон о своей дальнейшей семейной жизни. Фэнни оказалась мудрой женщиной и сумела понравиться родителям мужа. Если свекор говорил, что ему нравятся женщины с высокой прической, она укладывала волосы соответствующим образом. Если ворчал на её платье, назавтра она появлялась в том одеянии, которое он выставлял, как наилучшее. Она не спорила даже тогда, когда ей этого очень хотелось. Её большой жизненный опыт и женская интуиция подсказывали, что ни она, ни муж не в силах обеспечить себя материально. Луис уже печатается в журналах, но такие копейки брать в расчет нельзя! Картины Фэнни тоже никто не покупает. Одна только надежда на помощь свекра. Ведь он достаточно богатый человек. Это именно он послал денег, чтобы сын с женой смогли вернуться из Америки в родительский дом. В общем стараниями Фэнни старая отцовская обида за бунтарство сына была окончательно забыта. Говорят, бог посылает людям испытания, чтобы они смогли подняться на ступеньку выше. Посланное Стивенсону испытание – тяжелые болезни. Его здоровье было настолько слабым, что даже легкая простуда могла закончиться для него трагически. А простужался он едва ли не каждый месяц. И тогда – лихорадка, внезапные обмороки, судороги ног, тяжелая одышка, удушающий кашель, а тут ещё открылся туберкулёз! Но болеть нет времени, женатому человеку надо зарабатывать деньги, чтобы прокормить жену и детей. Поэтому, как бы тяжело не было, приходиться браться за перо и работать. «Если вы думаете, что трудитесь больше всех, то вы такой же, как все!» - цитирует он самого себя и принимается за работу. Работа, любимая работа – вот спасение и смысл жизни! Новая беда едва не лишила его самой работы. У Стивенсона отнимается правая рука… Ну что ж, значит, будем писать левой рукой, Он волнуется только об одном. Таким способом много не напишешь, а значит, и не заработаешь. Выход нашла Фэнни, она стала записывать под диктовку мужа, став его стенографистом и секретарем.. Казалось бы проблема была решена, но после одного из приступов, у Стивенсона отнялась речь… В довершении ко всему разыгрался ишиас и ревматизм, стали гноиться глаза. Теперь ему нельзя ни писать , ни читать, ни разговаривать, ни ходить… Оставалось только лежать день-деньской и ожидать пока ему не дадут снотворное. Казалось бы, выхода нет. Все, что ему осталось – тихо доживать свой век, горстями глотая таблетки и обезболивающие.

Но может быть, вы когда-нибудь слышали об упрямцах, которые, упав, всегда пытаются подняться? Которые не умеют или не хотят признавать себя побежденными и сражаются до тех пор, пока не погибнут или не добьются своего? Старая истина гласит: кто не сдается, того не побеждают. Что же делает Стивенсон? Он учится диктовать на языке глухонемых – одной рукой! Вот уж действительно, «о мужественное сердце разбиваются все невзгоды», как утверждает восточная мудрость. «В течение четырнадцати лет, писал Стивенсон за год до смерти, - я ни одного дня не чувствовал себя здоровым, я просыпался больным и ложился в постель измученным, и все это время я трудился, не отступая от своего долга и намеченного пути. Я писал в постели, писал, когда у меня шла горлом кровь, когда у меня от слабости кружилась голова, и мне кажется, я с честью поднял перчатку, брошенную мне судьбой, и одержал победу в битве с жизнь…». Десятки раз он находился на волоске от смерти. Но всякий раз каким-то невероятным образом выкарабкивался, снова падал в бездну и снова поднимался, выходя победителем из казалось бы безнадежных ситуаций. Этот чудодейственный сплав воли и мужества дал и такой же фантастический результат: к нему вернулась речь, способность передвигаться и управлять правой рукой, восстановилось зрение и исчезли судороги, но, главное, он победил туберкулез. А еще, в качестве моральной награды за проявленную стойкость, в его дверь постучалась настоящая литературная слава. И как тут не воскликнуть после этого: Бог есть!

«Сколько на свете воды и земли! Сколько цветов, мой друг! Мы станем счастливы, как короли, Если посмотри вокруг!...» Это строки из стихотворения Стивенсона «Счастливая мысль». Один из литературных критиков Стивенсона однажды написал: «Как бы я хотел, чтобы все мы были похожи на Стивенсона! Быть, вполне резонно и справедливо, довольным своим стилем, иметь чистую совесть и бодрость духа и легко относиться к жизни – какое это блаженство!» Этот безвестный критик, вероятно, не совсем осознавал, какой ценой было достигнуто это блаженство. Счастье, - утверждал Стивенсон, - отнюдь не великая задача человека, это побочный продукт нашего существования». Существование автора «Острова сокровищ» долгое время требовало напряжения всех сил – физических и духовных.

Моряк вернулся домой

Стивенсон умер не от слабых легких. Скорее он умер от переутомления. 3 декабря 1894 года, спустившись из кабинета, Луис увидел, что Фэнни мрачна – её терзало предчувствие, будто с кем-то из близких скоро должно произойти несчастье. Луис решил подбодрить её, и принеся из погреба бутылку вина, стал вместе с ней готовить салат. И вдруг он упал – кровоизлияние в мозг. Через да дня он умер. Ллойд Осборн, пасынок писателя, рассказывал, что не раз замечал долгий взгляд, брошенный Стивенсоном на вершину горы Веа, венчавшей весь остров. Согласно завещанию писателя, он хотел покоиться на её вершине. Но пути на вершину не было – вся гора поросла густым колючим кустарником и деревьями. Тогда собрался совет вождей, на котором было решено прорубить дорогу на крутую гору – это несравнимо более тяжелый труд, чем прорубить дорогу на ровной местности. Утренняя тишина была нарушена треском падающих деревьев, звонким стуком топоров и глухими ударами мотыг, дробивших камень. Ни звука не слышно было только от людей, давших обет совершить весь этот труд в полном молчании. Не раздавалось ни песен, ни шуток, которые у самоанцев неразлучны с работой. Но тогда молча, сверкая потными телами и полные яростного усилия, местные жители, кто ножом, кто топором, кто мотыгой, лопатам или кирками, прорубались сквозь непроходимую чащу леса ради того, чтобы отдать долг Туситале, как они называли Стивенсона. Собственно ради Стивенсона было совершено первое вохождение на Веа. Вскоре на месте захоронения появился прямоугольный надгробный камень. Не нем были выбиты строки из «Завещания» поэта: К широкому небу лицом ввечеру.

Через 20 лет, в 1915 году прах Фэнни был перенесен сюда их Калифорнии. Сегодня Стивенсон – национальный герой Самоа.

КУДА УПЛЫВАЕТ ЧЕЛНОК?

Река с водой густою,
Песок в ней — как звезда.
Деревья над водою,
Вода бежит всегда.
Там смотрят в листья волны,
Из пены замки там,
Мои плывут там челны
К безвестным берегам.
Бежит вода в теченье,
Уж мельница — вдали,
Долины в отдаленье,
Холмы в туман ушли.
Мелькает зыбь, как сети.
Сто верст бежит поток,
А там другие дети
Мой приютят челнок.

РОЖДЕСТВО В МОРЕ

Снасти обледенели, на палубах сущий каток,
Шкоты впиваются в руки, ветер сбивает с ног —
С ночи норд?вест поднялся и нас под утро загнал
В залив, где кипят буруны между клыками скал.
Бешеный рев прибоя донесся до нас из тьмы,
Но только с рассветом мы поняли, в какой передряге мы.
«Свистать всех наверх!» По палубе мотало нас взад?вперед,
Но мы поставили топсель и стали искать проход.
Весь день мы тянули шкоты и шли на Северный мыс,
Весь день мы меняли галсы и к Южному вспять неслись.
Весь день мы зазря ладони рвали о мерзлую снасть,
Чтоб не угробить судно да и самим не пропасть.
Мы избегали Южного, где волны ревут меж скал,
И с каждым маневром Северный рывком перед нами вставал.
Мы видели камни, и домики, и взвившийся ввысь прибой,
И пограничного стражника на крыльце с подзорной трубой.
Белей океанской пены крыши мороз белил,
Жарко сияли окна, дым из печей валил,
Доброе красное пламя трещало по всем очагам,
Мы слышали запах обеда, или это казалось нам.
На колокольне радостно гудели колокола —
В церковке нашей служба рождественская была.
Я должен открыть вам, что беды напали на нас с Рождеством
И что дом за домиком стражника был мой отеческий дом.
Я видел родную столовую, где тихий шел разговор,
Блики огня золотили старый знакомый фарфор;
Я видел старенькой мамы серебряные очки
И такие же точно серебряные отца седые виски.
Я знаю, о чем толкуют родители по вечерам,—
О тени дома, о сыне, скитающемся по морям.
Какими простыми и верными казались мне их слова,
Мне, выбиравшему шкоты в светлый день Рождества!
Вспыхнул маяк на мысе, пронзив вечерний туман.
«Отдать все рифы на брамселе!» — скомандовал капитан.
Первый помощник воскликнул: «Но корабль не выдержит, нет!»
«Возможно. А может, и выдержит», — был спокойный ответ.
И вот корабль накренился, и, словно все оценив,
Он точно пошел по ветру в узкий бурный пролив.
День штормовой кончался на склонах зимней земли;
Мы вырвались из залива и под маяком прошли.
И, когда на открытое море нацелился нос корабля,
Все облегченно вздохнули, все, — но только не я.
Я думал в черном порыве раскаянья и тоски,
Что удаляюсь от дома, где стареют мои старики.